Художник Борис Кустодиев вошел в историю как автор ярких, лубочных образов: румяные купчихи, народные гуляния, пряничная русская зима. Критик Александр Бенуа утверждал, что «настоящий Кустодиев — это русская ярмарка, пестрядина, «глазастые» ситцы, варварская «драка красок», русский посад и русское село, с их гармониками, пряниками, расфуфыренными девками и лихими парнями».
И все же творчество художника было куда шире: еще до увлечения народной темой он прославился как крепкий портретист, а его интерес к театру измерялся множеством оформленных постановок. Но главное — за его любовью к жизни скрывалась огромная человеческая трагедия: болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, сложнейшие операции, ежедневная боль. Он жил и работал вопреки обстоятельствам и спешил запечатлеть Россию, уходившую в прошлое на его глазах. Большая ретроспектива «Борис Кустодиев» в Третьяковской галерее (куратор — Ольга Атрощенко) рассказывает о трагической судьбе мастера и о разных гранях его таланта.Дела семейные
Выставка неслучайно начинается с зала, посвященного портретам домочадцев: семья была для художника надежным тылом. Жена Юлия (в девичестве Прошинская), выпускница Смольного, почти не успела насладиться безмятежным супружеством. Они поженились в 1903 году, а уже в 1909-м у Кустодиева появились первые признаки болезни — опухоли спинного мозга. Страшным ударом стала и смерть младшего сына Игоря в 11-месячном возрасте от менингита. И все же Юлия, несмотря ни на что, помогала и поддерживала мужа на протяжении всей его жизни. А их дети, Ирина и Кирилл, оставили трогательные воспоминания.
Ирина, голубоглазая, русоволосая, была любимой моделью Кустодиева, запечатлевшего ее на множестве картин. Вот пухлощекая малышка, гладящая собаку: Борис Михайлович, как и Чехов, обожал животных. А вот элегантная леди с короткой стрижкой по моде 1920-х, в синем платье с обнаженным плечом: последний портрет дочери, написанный Кустодиевым. Есть на выставке и портреты сына — в том числе в красном татарском халате: художник, обычно работавший очень быстро, корпел над этой картиной почти два месяца. «Он находил мое лицо трудным для изображения», — вспоминал Кирилл. И, конечно, можно увидеть автопортрет художника, запечатлевшего себя верхом — молодого, здорового, полного сил. Сын писал об отце, еще не скованном болезнью: «…он вообще был веселым, подвижным и легким на подъем человеком. Что бы он ни делал — пилил ли дрова, выстругивал ли для нас игрушки, ездил ли верхом, — все у него получалось быстро, ловко и красиво».
Наш ответ Боттичелли
Поначалу Кустодиев пробовал себя в портретном жанре. Под руководством великого Репина, своего наставника по Высшему училищу при Императорской Академии художеств, он участвовал в работе над знаменитым «Торжественным заседанием Государственного совета 7 мая 1901 года» и написал треть портретов. В итоге этот жанр стал его «коньком». В отдельном зале показаны портреты, созданные Кустодиевым: от ранних, исполненных под влиянием модного швейцарского живописца Андерса Цорна, до зрелых, в том числе графических. Впрочем, интерес к народной теме тоже возник рано, еще в 1903-м, когда молодой живописец работал над дипломной картиной «На базаре». Его судьбу окончательно решила поездка на лечение в Швейцарию в 1911 году. Именно там, в окружении заснеженных Альп, Кустодиев затосковал по родной природе, по сказочному «Терему» — дому-мастерской, возведенному им у реки Яхруст, по широкой Волге.
Поиск собственного стиля оказался нелегким, но игра стоила свеч: в 1915-м, уже в России, художник написал знаменитую картину «Красавица», с обнаженной, сидящей на кровати. Ее можно увидеть в зале, где собраны самые известные произведения Кустодиева. В том числе, «Русская Венера»: пышная дева с золотыми волосами, прикрывающая прелести березовым веником. Эта работа стала ответом гениям Ренессанса: прежде всего, Боттичелли с его изящной тонкокостной музой Симонеттой Веспуччи. Кустодиев не просто перенес европейскую традицию на русскую землю, но творчески переработал ее: он писал пышных моделей, воплощавших, как он считал, особый русский тип красоты.
В воссозданных им сценах ярмарочных гуляний чувствуется влияние Брейгеля, изображавшего грубоватые крестьянские увеселения. Народный юмор оказался не чужд обоим художникам. Ирина Кустодиева вспоминала: «Папа очень любил цирк и на масленицу для всей семьи брал ложу. Он не меньше нас, детей, смеялся над клоунами, над старым цирковым трюком: клоун несет на голове корзину с яйцами, идет по барьеру неуверенно, балансируя, вот-вот опрокинет все на головы зрителей; дамы начинают визжать; наконец, яйца падают, но... они на резинках... Народный юмор, озорной, яркий, он очень любил с детства».
А еще Кустодиев уважительно относился к «малым голландцам», аккуратно изображавшим детали быта: шахматную плитку на полу полутемных жилищ, заполненные яствами тарелки, кубки с вином. По словам сына, Борис Михайлович стремился «увлечь зрителя, заставить его остановить внимание на красноречивых деталях. Но основой картины служил русский лубок, вывески, игрушки народных умельцев, русские вышивки, костюмы». Его полотна с изображением балаганов и праздничных гуляний полны примет милой старины. В том числе картина «Вербный торг у Спасских ворот в Москве», написанная в апреле 1917 года, после отречения императора Николая II от престола. До Октябрьской революции оставались считанные месяцы. Жизнь в России должна была измениться навсегда. Но художник, еще об этом не подозревавший, изображал пеструю толпу, безмятежно гулявшую на празднике.
Подозрительная шуба
Портреты купчих, созданные Кустодиевым, — например, «Купчиха за чаем» — тоже изобилуют бытовыми деталями: тут и пузатый самовар, и сахарные арбузные ломтики, и корзинка с кексом и пышными кренделями. Этот же прием художник использовал в одной из самых известных работ: огромном портрете Федора Шаляпина. Они познакомились в 1919-м, когда Кустодиев уже был обездвижен. Поначалу их объединяла работа над постановкой оперы «Вражья сила» для Мариинского театра. Великий бас, исполнявший партию Ерёмки, предложил художнику подумать над костюмами и декорациями. Шаляпин вспоминал: «Жалко было смотреть на обездоленность человечью, а вот ему, как будто, она была незаметна: лет сорока, русый, бледный, он поразил меня своей духовной бодростью — ни малейшего оттенка грусти в лице. Блестяще горели его веселые глаза — в них была радость жизни».
Кустодиев охотно взялся за сценографию, а заодно попросил певца позировать для портрета, причем, непременно в шубе, в которой тот явился в гости. Федор Иванович неожиданно смутился: оказалось, что шубу он получил в качестве гонорара за концерт и подозревал, что та краденая — точнее, «национализированная». И все же Кустодиеву удалось его уговорить: правда, сначала пришлось написать портрет жены Шаляпина, тоже представленный на выставке. В итоге в 1921-м был создан знаменитый образ: певец в роскошной шубе, запечатленный на фоне зимних гуляний. По просьбе Федора Ивановича в композицию включили фигурки его дочерей, Марфы и Марины. Также художник изобразил у ног певца французского бульдога Ройку в натуральную величину. Кирилл Кустодиев вспоминал: «Для того, чтобы бульдог стоял, подняв голову, на шкаф сажали кошку. Шаляпин делал все возможное, чтобы собака смотрела на нее. Собаку отец рисовал дней пять, по часу день. Она была дрессированная: когда Федор Иванович говорил: «Городовой!», бульдог падал замертво». Готовый портрет Шаляпин выкупил и увез с собой за границу, а художник в том же году создал авторскую копию. На выставке в Третьяковке можно увидеть именно первый вариант, ныне хранящийся в Санкт-Петербургском музее театрального и музыкального искусства: он был передан дочерьми певца в 1968 году.
Страна Кустодия
Театр стал отдельной вехой в творчестве Кустодиева: он с удовольствием создавал на подмостках яркую вещную вселенную — «страну Кустодию», как окрестил ее Евгений Замятин. На выставке можно увидеть эскизы костюмов и декораций к спектаклю «Блоха» по пьесе Замятина, отсылавшей к лесковской повести «Левша». Спектакль, созданный в 1925 году для МХАТ, в 1926-м был поставлен на сцене Большого драматического театра. Режиссер Алексей Дикий вспоминал, что Борис Михайлович удивительно точно угадывал его мысли: «Я познал весь смысл этого содружества, когда на сцене стали балаганные, яркие декорации Кустодиева, появились сделанные по его эскизам бутафория и реквизит. Художник повел за собою весь спектакль, взял как бы первую партию в оркестре, послушно и чутко зазвучавшем в унисон».
С Замятиным Кустодиев работал и над альбомом «Русские типы», вместившим в себя провинциальные образы купчих, странников и продавцов ковров. Эти акварели появились благодаря давнему знакомому художника Исааку Бродскому, будущему классику соцреализма. Он решил помочь Кустодиеву, измученному болезнью и нуждой, и предложил нарисовать эти вещи, которые затем выкупил для своей коллекции. Борис Михайлович в свою очередь опубликовал их в альбоме в издательстве «Аквилон», основанном коллекционером Федором Нотгафтом. Замятин планировал написать к альбому вступительную статью, но так вдохновился рисунками, что сочинил целую повесть.
«Делай что хочешь»
Кустодиев остался в памяти современников удивительно жизнерадостным, неунывающим человеком, не вешавшим нос в любой ситуации. Сын Кирилл описывал курьезную сцену, случившуюся во время их возвращения из Выборга в 1917 году: «Уже тогда, из-за своей болезни, отец с кресла вставать не мог, и поэтому в Петроград ему пришлось возвращаться в «собачьем» вагоне. За кресло было уплачено как за багаж. Скорый поезд шел четыре часа, и все это время отец находился в «обществе» собак; их было несколько: пудель, бульдог, терьер и охотничьи. Собаки были в намордниках и на сворках, зацепленных крючками к стенкам вагона, отец в кресле поместился посредине. Всю дорогу он рисовал собак. Ему нравилось и то, что, как он говорил, «делай что хочешь — никому не мешаешь!»
И все же в последние годы, когда начала сохнуть правая рука, художник все чаще хандрил. Умер он в мае 1927 года от воспаления легких. На мольберте остались незаконченные картины, на столике — раскрытая книга: «Портрет Дориана Грея». А в памяти современников — а теперь их потомков — чудесные образы сказочной «страны Кустодии», где нет ни боли, ни смерти, а только жизнь как райский сон, как бесконечное ликование.
Выставка работает до 28 сентября
Смотрите фоторепортаж на нашем сайте.
Ксения Воротынцева
Фото: пресс-служба Государственной Третьяковской галереи
Свежие комментарии