В «Мастерской Петра Фоменко» вышел спектакль Дмитрия Крымова. В нем он ищет выход из тупика, в котором пребывает сегодня весь мировой театр.
Чтобы выйти из тупика, надо что-то сломать. Чем и занимаются весь первый акт сочиненного Крымовым спектакля. Он начинается как репетиция: нелепая суета помрежа, похожий на старого Незнайку художник Миша (Михаил Крылов) с папкой эскизов, монтировщики, реквизиторы — все охвачены карикатурным трепетом пред тем великим и ужасным, кто появляется сбоку, из зрительской двери, идет по проходу, перемежая телефонную ругань с неведомым греческим продюсером рассказами о своих проблемах с желудком.На авансцене — высокая белая стена, забытый электриками моток проводов торчит на ней клубком белых змей; дверной портал, три ступени вниз, сторожевые львы с хитрыми мордами — среднестатистические декорации для первой сцены моцартовского «Дон Жуана» художница Мария Трегубова дополнила огромной люстрой, зависшей не столько над сценой, сколько над первыми рядами. «Если она сорвется и упадет кому-нибудь на голову, будет страшно больно» — слова Венички из «Москвы—Петушков» не из другой оперы, а в данном случае из той же. Эта метамодернистская «опера» пришла на смену постмодерну и колеблется, по определению теоретиков, между «иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением».
По сюжету это репетиция оперы Моцарта. Главный герой — прославленный режиссер, его зовут Евгений Эдуардович. Когда он входит в зал, в его лице, скрытом под маской, походке, жестах невозможно узнать Евгения Цыганова. Режиссер в бешенстве от того, как поют молодые актеры. Когда нет сил объяснять, расстреливает их по очереди. А потом в зале появляются те артисты, с которыми по сюжету Евгений Эдуардович ставил эту же оперу 30 лет назад.
Фото: Сергей Петров
Свежие комментарии