180 лет назад, 27 июля 1841, в Пятигорске на дуэли был убит Лермонтов. Это сотни раз описано, вошло в школьные учебники и прекрасно известно вплоть до мельчайших деталей. Поражает то, как его смерть видится сейчас и оптика самого 1841 года – государство занималось своими, куда более важными делами, и едва заметило такую мелочь.
Император в семейном кругу сказал: «собаке -- собачья смерть!», а когда ему гневно выговорила любившая литературу сестра, в соседней комнате, на людях, произнес нечто более приличное:
-- Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит.
За Пушкиным Николай I благожелательно присматривал, но и только – версия советских хрестоматий, по которой царь что-то замышлял против поэта, конечно же, была бредом. В мемуарах Бенкендорфа, озвучивавшего Пушкину царскую волю, упоминаний о поэте нет – среди многочисленных обязанностей шефа жандармов эта не была важной.
Пушкин был непрост, неуживчив, умел наживать врагов. Лермонтов обладал этими свойствами в высшей степени. Через много лет после дуэли Мартынов по-прежнему отзывался о нем с яростью: своими шутками и едким троллингом Лермонтов довел своего убийцу, человека неумного, неспособного отшутиться, до белого каления. В бюрократической империи был совершенно неуместен тот, кто написал Печорина с себя самого (литературный герой, кстати, вызвал у Николая I острое раздражение).
Лермонтов был стихийным диссидентом. Он оказался бы не к месту и в сталинской, и в хрущевской, и в брежневской России – и последствия этого стали бы куда более тяжелыми. Он почти наверняка был обречен. Отправив поэта на Кавказ, царь подставил его под пули горцев, Лермонтова обходили наградами. Но дуэль, -- с Мартыновым ли, или же с другим человеком – могла произойти и в Петербурге.
Причины тяжелого характера, внутренней неустойчивости поэта исследователи видят в его детстве, в том, что властная бабушка разлучила Лермонтова с отцом. Так это или не так, но жить с печоринским характером ему было нелегко, -- тут сложно представить признание со стороны государства и мирную старость в кругу любящей семьи. Но на историю Лермонтова можно взглянуть и с другой стороны: он известен всем, знаменитых деятелей времен николаевского царствования, Паскевича, Канкрина, Меншикова, Чернышова и Клейнмихеля забыли. А Бенкендорфа массовая культура вспоминает разве что в связи с Лермонтовым и Пушкиным.
Жизнь и смерть Лермонтова и его последующая судьба в русской культуре живо напоминает о том, как тщетна мирская слава. Николай I выиграл много войн, он реформировал финансы, упорядочил законодательство, ограничил власть помещиков над крепостными, заново отстроил сгоревший Зимний дворец. Во время его царствования русский флот был третьим в мире, -- государственная деятельность кипела. Но на весах истории более весомым оказывается судьба кавалерийского офицер в малом чине, сочинителя, автора дерзких стихов и прозы, которая не нравилась императору. Никто из современников Лермонтова в это бы не поверил.
С ним закончился дворянский период русской литературы, ее «золотой век». Затем литераторам тоже приходилось стреляться, но выглядело это совершенно иначе. Дуэль между двумя поэтами, Волошиным и Гумилевым, к примеру, была едва ли не комедией. Готовность подставить грудь под пулю, а самому выстрелить вверх очень скоро превратилась в анахронизм, а потом и вовсе исчезла. Русская литература стала разночинной, теперь литераторы предпочитали сводить счеты на журнальных страницах – да и из аристократического обихода дуэль ушла. И в «Поединке» Куприна, и в чеховских «Трех сестрах» она выглядит дикостью. Дуэлянт Соленый хочет походить на Лермонтова, а оказывается злой пародией на него. Это значило, что был мертв и лермонтовский идеал.
У поэта был скверный характер, он не уживался с людьми, но чужим современной ему системе Лермонтов оказался не только поэтому.
Дело было и в том, что он воплощал в себе отдельное, независимое от государство существование, право на собственное, противоречащее общепринятому, мнение. Самостоятельное – пусть и вызывающее – поведение. Отсюда и разговоры о том, что Лермонтов на маскараде, в Дворянском собрании, дерзко говорил с императрицей и великой княжной. Этого не было, но чего-то подобного от поэта ждали. Высший свет его не принимал. А он, во внутреннем противостоянии государству и среде, опирался на чувство чести, -- то, что нельзя было отнять у благородного человека.
Лермонтов дрался на дуэлях, отчаянно храбро воевал. С мужчинами он мог вести себя как Печорин с Грушницким. С женщинами – как тот вел себя с княжной Мэри, но все искупала готовность заплатить за это жизнью. Служба тоже была дорогой чести – для благородного человека было естественно не щадить свою жизнь, а чины и ордена для него значения не имели.
Лермонтову не случайно была так важна его шотландская, рыцарская родословная. Ему не зря так дороги романтические, бросающие вызов обществу герои. Когда Мартынов его застрелил, ему было только 27 лет. По сути дела, он был мальчишкой – а повзрослеть ему не удалось…
Зато повзрослела, стала трезвой и, пожалуй, даже циничной отечественная культура. Некрасов, следующий за Пушкиным и Лермонтовым большой поэт, оказался удачливым дельцом, составил огромное состояние игрой в карты, был своим в демократическом лагере но умело ладил и с властями.
После Лермонтова «невольников чести» в русской литературе XIX века не было.
Алексей Филипов
Свежие комментарии