— Многие коллекционеры избегают публичности. Вы выбрали противоположную стратегию: поддерживаете современных художников, в прошлом году учредили Limonov Art Foundation. Почему?
— Коллекционеры делятся на два типа: те, кто просто коллекционирует, и те — их гораздо меньше — кому этого уже недостаточно, и они уходят в область меценатства, создают фонды.
Некоторые идут еще дальше и открывают частные музеи — как Наталия Опалева. Почему? Дело в том, что чистое накопительство — даже если речь идет о шедеврах — в какой-то момент надоедает, подобно шопоголизму. Седьмой джип, третий джет, десятая сумка «Биркин» уже не приносят прежних эмоций. Совсем другие чувства испытываешь, когда поддерживаешь художников. Ведь у них часто нет возможности создавать некоммерческие вещи — инсталляции, видео-объекты: не хватает средств, а иногда даже смелости. Некоторые коллекционеры и меценаты по сути выступают своеобразными мотиваторами: помогают художнику подняться на следующую ступень. И когда он благодаря тебе делает десять шагов вперед, испытываешь ощущения, сравнимые с творческим прорывом: будто ты сопричастен созданию его великолепных вещей.— Вы часто говорите, что нужно покупать «неудобное» и непонятное искусство, а не то, что тебе нравится на 100 процентов. Почему?
— Нужно покупать на вырост. Многие готовы приобретать только интерьерные вещи с понятными сюжетами — пейзажи, натюрморты. А интеллектуальное искусство нередко вызывает оторопь: каждый день на него смотреть тяжело. По сути это как ежедневно читать Достоевского, слушать Баха, Вагнера — все это требует душевных и интеллектуальных сил.
Но тем, кто читает сложные книги или слушает сложную музыку, труднее спуститься вниз. Русскоязычный читатель готов воспринимать более сложную литературу, однако у нас нет традиций коллекционирования, поэтому в области изобразительного искусства творится детский сад — мы пока находимся на начальной стадии. Поэтому я советую сознательно прокачивать свой вкус, идти от более слабых вещей к более сильным и покупать работы на вырост, еще не понимая их, но прислушиваясь к авторитетам.— Во время дискуссии на недавней ярмарке Cosmoscow вы сказали, что у нас мало хороших выставок и много коммерческих проектов. Почему вы так считаете?
— Во-первых, количество хороших выставок не может быть большим: просто потому, что отличных художников в процентном отношении всегда меньше. К тому же некоторые авторы находятся в начале своей карьеры, и на часть проектов можно просто закрыть глаза: оценивать этих художников нужно через пять-десять лет. Во-вторых, многие галереи отдают предпочтение коммерческим выставкам, поскольку их легко продать. Да и сами галеристы не всегда являют собой образец высокой культуры: некоторые обладают своеобразным вкусом, и искусство, которое они продают, может быть невысокого качества.
— Цифровизация пришла во многие сферы жизни, и, возможно, скоро появятся глобальные маркетплейсы, где будут продавать искусство. Сохранится ли в этой ситуации фигура галериста или постепенно исчезнет?
— Галеристы останутся по одной простой причине: картины, инсталляции, скульптуры не являются массовым продуктом — эти вещи уникальны. То есть уникальная единственная в своем роде вещь приобретается человеком, обладающим своим уникальным внутренним миром. Это сопровождается тонкими переговорами: между покупателем и произведением, покупателем и художником и покупателем и галеристом. А также между покупателем и его внутренней сущностью, которую он сам толком не знает. И галерист в данном случае выступает посредником, который помогает коммуницировать, объясняет замысел художника, умеет разговаривать на языке коллекционера. Как без подобного посредника покупать искусство на стоках? Конечно, онлайн продажи растут, но эта тенденция наблюдается в низкобюджетном или среднебюджетном сегменте. Если коллекционер покупает онлайн дорогие вещи, значит, он уже знаком с творчеством художника и готов приобрести по фотографии. Риск для него минимален — он примерно представляет, что берет.
— Арт-рынок во многом находится в «серой» зоне — это касается и ценообразования, и провенанса, и продаж. Станет ли он постепенно более прозрачным — благодаря все той же цифровизации — или так и останется в полутени?
— Конечно, останется, потому что покупка искусства — интимная вещь и к тому же дорогостоящая. Плюс пока окончательно не введут цифровую валюту, сделки за наличные никуда не денутся. Возможно, с помощью налогового законодательства получится стимулировать прозрачность рынка: например, можно списывать часть налога на физических лиц за счет каких-то покупок. Или снижать корпоративные налоги: если девелоперы тратят один процент бюджета на лэнд-арт. А пока нет стимулов обелять этот рынок.
— Что происходит с нашим арт-рынком последние полтора года?
— Я прогнозировал, что интерес будет расти, потому что рынок впечатляюще низкий — непропорционально доходам страны и доходам больших городов. Если посчитать, сколько в пропорциональном отношении тратится на искусство в Европе и США, становится ясно: мы обречены на рост и никакие экономические санкции не смогут задавить этот тренд. Они могут только временно приглушить его, но как только стабилизируется экономическая и дипломатическая ситуации, нас ждет гигантский рост. Потому что современное искусство — необходимый сегмент жизни человека. Оно яркое, интересное, нескучное. Старое искусство либо находится в музеях, либо стоит слишком дорого, к тому же оно не является актуальным, не отражает многие тренды. Мы не можем все от мало до велика слушать Клавдию Шульженко или Муслима Магомаева. Или украшать дома с хай-тек дизайном работами Айвазовского и Шишкина. Современное искусство — классное и актуальное, поэтому его будут потреблять. Плюс оно стоит дешевле, и коллекционеру не так страшно рисковать. Поэтому тренд будет следующий: нас ждет рост, в зависимости от внешних условий — либо вверх, как свечка, либо более плавный. Какая-то часть новых покупателей начнут интересоваться интеллектуальным искусством. По мере расширения общей воронки покупок, количество коллекционеров-интеллектуалов тоже будет увеличиваться. Следующий маркер развития — если каждый год будет появляться хотя бы пять-десять новых галерей. Из них пара с собственными выставочными пространствами. Пока их количество немного ниже — три-пять и все без своих площадок.
— Арт-рынок практически не существует за пределами Москвы и Петербурга. Получается, у регионов есть потенциал для роста?
— Нет, потенциал у них гораздо ниже. Даже в Лос-Анджелесе в 70-80-е не было рынка, и галереи либо не открывались, либо сворачивали свою деятельность. Только в 90-е и нулевые там начали открываться филиалы больших галерей, появился Музей современного искусства, стало больше коллекционеров, возникли свои традиции. И неважно, что Лос-Анджелес задолго до этого был столицей кинематографа: вся художественная жизнь сосредоточилась в Нью-Йорке. То же самое происходит в каждой европейской стране: 90 процентов сделок совершается в Лондоне, Париже, Берлине — столицы все вбирают в себя. У нас в городах-миллиониках мало коллекционеров современного искусства — в среднем от одного до пяти. В Нижнем Новгороде — восемь человек, в Воронеже — один, в Сибири, говорят, от трех до пяти человек, в Перми — семейная пара. Возможно, я немного утрирую — говорю о тех, кого знаю лично, но порядок именно такой. В общем, 80 процентов сделок проходит в Москве, 10 процентов — в Петербурге, еще 10 процентов приходится на регионы. Возможно, когда экономика начнет расти и будут открываться музеи современного искусства, возникнет новое поколение коллекционеров. И тогда потенциал арт-рынка в регионах вырастет. Без больших площадок в миллиониках он будет низким. Нужно чтобы в городе было более 10 коллекционеров, чтобы увидеть заметный рост.
— В чем миссия вашего фонда Limonov Art Foundation?
— Мы собираемся каждый год переосмыслять и корректировать свои цели. Может быть, сосредоточимся на вещах, не связанных с выставками — например, на сайтах для художников, продвижении их в соцетях. Ведь у многих нет на это денег, а в нашем мире узнаваемости необходим личный бренд. Возможно, будем отправлять художников в резиденции, оплачивать учебу за границей, хотя сейчас это практически невозможно — русских художников больше не принимают. Или снимать им мастерские, поскольку многие ютятся в маленьких комнатушках, где невозможно работать над масштабными объектами. В общем, инструментов поддержки немало. Кроме этого планируем проводить пять-шесть выставок в год — показывать художников, не прикрепленных к галереям. Возможно, благодаря нашей поддержке они смогут заключить контракты с галереями и будут двигаться дальше.
— Ваша коллекция началась с живописи. Что собираете сейчас? Знаю, что у российских коллекционеров непопулярны перформансы, цифровое искусство и даже фотография.
— Во всем мире пограничные вещи пользуются меньшим спросом. Однако рынок фотографии отлично развит в Европе, США, Японии и Южной Корее. У нас он, конечно, находится в зачаточном состоянии: многие не понимают, зачем вообще платить за фотографию. Я лично знаю лишь двух коллекционеров современной фотографии: классическую все-таки собирают больше. А галерей, занимающихся современной фотографией, — штуки три на всю страну. Что касается инсталляций и сложных объектов: понятно, что их невозможно выставить в квартире или доме — некоторые вещи могут заполнить собой всю комнату — и нужен склад для хранения. У нас пока мало частных музеев и системных коллекций, поэтому подобные вещи покупают редко. Видеоартом тоже почти не интересуются. Не подумайте, что я жалуюсь: все это рисует перспективу — в каком направлении мы обязательно будем двигаться. А холст и масло — это базовый уровень коллекционирования в современном искусстве. Поэтому хороший коллекционер должен тестировать самого себя, проверять свою смелость и покупать фотографию, объект, инсталляцию. Присматриваться к ним и опять совершать подобный круг. И потом он поймет, что холст и масло являются лишь одним из медиа — может быть, первым, но не основным. И что коллекция должна быть нескучной.
— Сами покупаете цифровое искусство?
— Еще нет: недавно начал покупать видеоарт и фотографию, и пока на этом остановлюсь. Цифровым займусь попозже: все разом не осилить.
— В Московском музее современного искусства проходит выставка Иван Чемакина «Дорожное кино», организованная совместно с вашим фондом. Почему вы решили показать именно этого художника?
— У меня много его работ: он один из наиболее представленных в коллекции авторов. Выставка в ММСИ — результат длительного восхищения этим художником, а также понимания, что его работы, на 90 процентов состоящие из «бедных» материалов — мусора, найденных объектов, неказистых вещей — трудно покупать в гламурные интерьеры. Это великое искусство. Я поддерживаю творчество Ивана, и выставка — пик любви к нему, а также понимания, что его искусство является высоким. Надо сказать, все отзывы говорят о том, что это эталонная музейная выставка.
— Рассматриваете современное искусство как инвестицию?
— Такого посыла изначально не было. Ты просто любишь искусство, красоту, интеллектуальные смыслы, концепции, и идешь в первую очередь за ними. Пока я видел не так много художников, чьи работы выросли в десятки и сотни раз. Конечно, есть авторы, работы которых выросли в цене. Но только один — за все время, что я занимаюсь коллекционированием — продемонстрировал ликвидность на вторичном рынке. На его работы есть спрос: можно в любой момент продать и, вероятно, что-то заработать. Но поскольку стартовая база его работ была небольшой, то рост цен в пять-шесть раз не так впечатляет. Это не миллионы, не сотни, и даже не десятки тысяч долларов. Поэтому нынешнее искусство молодых художников является неинвестиционным. Инвестиционный потенциал у него появится лет через 20-30, и мои дети или внуки смогут его оценить, а мне без разницы. Скажем, советское неофициальное искусство прекрасно росло в цене до 2008 года, потом сильно просело и долго находилось на низком уровне. А сейчас снова идет в рост, люди на нем зарабатывают. И я надеюсь, что часть этих денег тратится на работы ныне живущих художников. Поэтому не считаю, что инвестиционный потенциал — это плохо: возможно, наоборот хорошо. Появится больше коллекционеров, которые придут не за смыслами и красотой, а чтобы заработать денег — и, возможно, это оживит рынок. Но в целом я противник спекулятивного подхода. Мы должны покупать красоту, смыслы, любовь, концепции, видеть в произведениях искусства диалог с культурой, а не финансовый инструмент. Играйте на бирже, а деньги оттуда вкладывайте в искусство, а не наоборот.
— Вы покупаете только российское искусство?
— Из-за ковида и санкций наш рынок оказался оторван от европейского, поэтому пока западное искусство не покупаю. Но до ковида планировал небольшие покупки, чтобы начать разбираться в западном арт-рынке и разнообразить свою коллекцию и вкус, ведь там совсем иные традиции и техники. Вообще я бывал в Индии, Южной Корее и могу сказать, что мы недооцениваем свое искусство. Это наша вечная традиция — посыпать голову пеплом и стесняться своих корней, своего общества или, может быть, своей бедности и думать, что мы неразвиты по сравнению с Западной Европой. При этом мы демонстрируем высокий уровень по сравнению с Латинской Америкой, Юго-Восточной Азией, Восточной Европой, арабским миром. И как только произойдут позитивные сдвиги в экономике, появятся минимальные вложения в область современного искусства, нас ждет золотой век contemporary art. У нас в этом плане хороший потенциал.
— Как начинающему коллекционеру избежать ошибок? Дайте несколько советов.
— На первом этапе не нужно покупать работы одного художника: знаю массу примеров, когда люди влюблялись в одного автора и покупали его вещи десятками. А когда их вкус менялся, они понимали, что выбор был не самым удачным, и все потраченные деньги — иногда большие — приходилось списывать. Поэтому нужна диверсификация. Еще важно сомневаться в собственном вкусе. Вы можете быть отличным специалистом, прекрасно образованным, разговаривать на 30 языках, но у вас должно оставаться ощущение, что вы ничего не понимаете в современном искусстве. И даже вдруг решите, что во всем разобрались, снова скажите себе, что ничего не понимаете, и идите дальше. Это позволит вам избежать финансовых и эстетических ошибок. Еще нужно разнообразить свою коллекцию и много покупать. Первые два года будут провальными: все, что вы купите, за редким исключением, будет плохим искусством. А если что-то окажется хорошим, это ваша удача, а не заслуга. Поэтому я бы советовал начинать с тиражных работ, с графики, фотографии. Года два-три прокачивать вкус и потом переходить к более дорогим работам. Еще один совет — нужно много читать, ходить на выставки. И важно, чтобы в окружении было три-четыре человека — искусствоведы, галеристы, музейщики — с кем вы будете находиться в диалоге. Это окружение может меняться на протяжении вашей коллекционерской практики, главное — благодаря ему вы получите больше информации. И если эти три-четыре человека будут хорошо отзываться о каком-то авторе, стоит к нему присмотреться, даже если его работы вам не близки. Потому что этот коллективный разум поможет вам избежать многих ошибок. Бывает, что люди тратят несколько миллионов на первую картину, обжигаются и больше не занимаются коллекционированием, хотя у них есть потенциальный вкус, деньги и желание. Зачем убивать свою мотивацию? Те, кто начинают покупать искусство, часто думают, что это легкая гуманитарная сфера, и готовы отдать большие деньги за работы невыдающихся художников. А ведь стоимость картины не эквивалентна ее эстетическому и интеллектуальному потенциалу. Дорогое искусство не означает хорошее — здесь нет прямой связи, как в бутике.
Ксения Воротынцева
Фото: скриншот видео YouTube Winzavod
Свежие комментарии